Изгнанники Эвитана [Дилогия] - Ольга Ружникова

По дороге на эшафот отчетливо помнилось детство. Игры и драки с Леоном. Прочтенные взахлеб книги. Летний плеск теплой речной воды и ослепительно яркое солнце.

Но память не оживляла дорогу в черной карете, смерть Анри и необычайно яркий рисунок созвездий на ночном небе. Дочь лорда Таррента знала, что это было. А вспомнить, как, — не получалось.

Всё это вернулось потом — постепенно. Лица и глаза, слова, мысли… рвущие душу и сердце ночные кошмары.

Потом. По возвращении в Лиар…

В детстве Ирия слишком много читала. Всевозможные «хроники войн», рыцарские баллады, романы. А там на каждой странице жили благородные герои, прекрасные дамы, гордые принцессы и мудрые короли.

Отважные рыцари всегда побеждали. А если вдруг и погибали — то прежде перебив не одну сотню злобных, коварных врагов.

Гибель каждого героя многократно оплакивалась, воспевалась, прославлялась. А войны и поединки расписывались столь ярко, красиво и захватывающе, что так и тянуло в них поучаствовать!

Тогда Ирия по много раз на дню мечтала родиться именно в то золотое время. Полное приключений, «настоящей жизни» и счастья!

Прозревать она начала в страшный месяц Рождения Весны, когда красивая сказка догнала и обернулась жуткой реальностью. А теперь — полтора года спустя! — Ирия отдала бы всё, чтобы ничего этого с ее семьей не случилось. Вот только у нее уже ничего нет.

Девушка до сих пор гнала мысль, что отец просто пожертвовал Эйдой. Когда предпочел оставить дома. Понимая, что иначе и он сам, и Леон проживут до первого «несчастного случая». Заботливо устроенного Ревинтером с подручными.

Так это или не совсем? О мертвых — или хвала, или молчание. Тем более — об ушедших в Светлый Ирий родных. Папа уже расплатился за всё. Что не сдался вовремя. И позволил своей семье пройти все круги Вечной Стужи и Огня. А потом — не смог (или не захотел) освободить из монастыря жену, пожертвовал дочерью.

Лорд Эдвард Таррент не был героем. Был просто человеком. Вот и не выдержал. А вот тех, кто его убил, — людьми называть не стоит. Бьющие в спину шакалы — более подходящее слово.

А если б даже отец и согласился отдать Эйду за Роджера Ревинтера? Тогда — уже виконта Николса? Неужели она стала бы счастливей? С ним не была бы счастлива даже идалийская гюрза. Самая ядовитая в подлунном мире. А Эйда умерла бы от первых же родов. Или совсем ненадолго их пережила.

Чтобы после смерти папы и Леона утвердить права Ревинтера на Лиар, довольно одного ребенка Эйды и этого мерзавца. Дальше нелюбимая жена станет лишь помехой.

И она ни мгновенья не была бы счастлива. Или даже спокойна. Сестра оказалась бы в роли еще одной жертвы восстания — тенмарской заложницы Алисы Марэ. С той разницей, что Эйде не стать принцессой, и о ней не сложат баллад. Хотя кому от них легче — от рифмованных строк?

Князь Всеслав Словеонский и Старградский стал последней сказкой заплутавшей в придуманной жизни Ирии. Это он настоял на помиловании семей сдавшихся мятежников. Прочих не остановила бы такая малость, как нарушение слова. Ревинтера, Герингэ, Амерзэна…

Маршал Словеонский спас запертых в Ауэнте женщин, подростков, детей, стариков и старух. И Ирия ни капли не сомневалась: он сделал бы это, даже если б выжившие вожаки не сдались. Еще вчера вечером — не сомневалась…

Прозрела лишь теперь — после ядовитых слов матери. Ядовитой правды.

Помилование — это ведь тоже политика. Зачем давать в руки и без того не слабого Ревинтера еще одно графство, еще один титул? «Враг твоего врага — твой союзник». Временный.

Но время прошло, вот всё и изменилось — опять. Эдвард Таррент — мертв, новым лордом стал слабовольный Леон. Лордом и должен остаться.

Лучше иметь в Лиаре «карманного» владетеля, чем малолетнего. С правящими за него родственниками. Вовсе даже не «карманными».

Но убийство уже совершено. Теперь его нужно на кого-то свалить. Так почему бы не на одну из дочерей? Их ведь еще останется «две или три»…

Не только отец — еще один герой оказался выдуманным. Настоящим был Анри — потому и погиб. В реальной жизни, в отличие от баллад, благородные не выживают.

Вот и сбылось гадание. Просто и ясно. В один день.

Перевернутое солнце — угасшие надежды. Раненое сердце — погибшая любовь к Всеславу. И туда ей и дорога!

Всеслав… Полтора года назад светловолосый всадник на белом коне встретил обреченных пленников у ворот Ауэнта. Раскрыл для них врата — в день несостоявшейся казни. И Ирия влюбилась в один миг — раз и навсегда.

Каленым железом бы выжечь из души и сердца такую любовь!

А глупое сердце невыносимо ноет — от боли, стыда, разочарования. Что греха таить — чтобы забыть Всеслава, потребуется время. Нельзя разлюбить за миг! Даже жуткий.

Только Ирия сумеет. Справится. Если выживет — вопреки его приговору. Когда выживет.

Вот тогда на забвение глупых чувств будет сколько угодно времени. Целая жизнь!

В двери неотвратимо заскрипел ключ. Неотвратимо — и долгожданно.

Ирия поспешно метнулась к окну. Готовясь если что — одним прыжком взлететь на подоконник. И — вниз, в темные холодные воды!

Почему ночь тянется так долго? Прошло с десяток вечностей, а за окном и не думает светать! Потому что именно эту ночь нужно пережить? Время застыло и не движется с места? А люди во всём подлунном мире спят и ничего не поймут?

Что за бред лезет в голову — когда ты на пороге смерти? Когда с ней танцуешь…

Еще одну томительную вечность ключ проворачивается в замке.

Мать. Одна. Никаких леонардитов за спиной. Опять.

Тогда почему — ни малейшего облегчения в душе? Кого Ирия ждала? Кому бы искренне обрадовалась? Призраку Анри Тенмара?

Повторный скрип ключа запирает дверь изнутри.

И — нескончаемый озноб. Будто ледяной Альварен уже вцепился в замерзающее тело! А до берега — полмили. Нет, дальше…

И чего испугалась? Этого ведь и хотела!

Вот она — свобода. Бери, если выцарапаешь! Если доплывешь.

Право на жизнь нужно доказать, отспорить, завоевать. Неужели ты до сих пор этого не поняла? Поумнеешь хоть когда-нибудь? Успеешь? Прежде чем тебя уничтожат те, кто набрался ума раньше?

— Я кое-что принесла. — Из складок плаща показалась небольшая кружка, доверху наполненная желтовато-белым. Жир неизвестного животного.

Чего только нет в монастыре — со строжайшим в Эвитане уставом! Хотя сейчас ведь не пост — ни строгий, ни нестрогий.

— Раздевайся, И натрись с шеи до пят, — отрывисто приказала Карлотта. — Потом оденешь вот это.

На сей раз из-под плаща возник сверток с мужской одеждой. Штаны, рубашка, камзол…